какие дела? Аннушка! – закричал он.
– Погоди, Глеб, – остановил его Свидерский, но по лестнице уже застучали каблучки.
– У меня сегодня рыбный пирог, – объявила девушка.
– Сдаюсь, согласен на ужин! – смягчился Дервиш. – Только сначала мы немного посекретничаем, ты уж нас извини, Аннушка.
Мужчины поднялись в кабинет Свидерского.
Дервиш начал с разноса:
– Вы что, совсем сдурели?! Мальчишки! Федорова вам мало? Контрразведка на пятках висит, а вы в чуть не в обнимку по Китайской прогуливаетесь!
– Но мы… – попытался вставить Павел.
– Вот именно, вы! Квартиру Глеба хотите провалить? Не мне вам объяснять, что мясники Дулепова сделают с хозяевами.
– Но… Понимаете, удача сама в руки катится!
– Какая еще удача? Смотри, чтобы в другом месте не поперло, об удаче он говорит!
– Виноваты, но ситуация складывается так, что грех упускать. Люшков в городе объявился! – наконец выпалил Павел.
– Люшков? – Дервиш изменился в лице. – Ты сам его видел?
– Да, в аптеке Чжао.
– И что он там делал?
– Болячку свою лечил. Я даже с ним поговорил.
– Поговорил? – Брови Дервиша взлетели. – Ну, авантюрист! Ну, авантюрист! Да ты…
– Не беспокойтесь вы, все нормально! У него никаких подозрений не возникло, – заверил Павел и предложил: – В следующий раз надо его там и валить!
– А что, Павел прав, такого случая может и не представиться, – сказал Дмитрий.
На лицо резидента легла тень.
– Нет, ребята, – задумчиво покачал он головой. – Тут что-то не так… С чего бы это японцы вдруг позволили Люшкову в Харбине засветиться?
– Не знаю, есть ли какая связь, но с появлением Люшкова в жандармском управлении какая-то суета наметилась. Видимо, японцы затевают крупную игру.
– Знать бы какую, – вздохнул Дервиш. – Думаю, японцы готовятся к наступлению, а мы им здорово мешаем. Ясно одно: Люшков – приманка. Подставляя его нам, они рассчитывают убить двух зайцев: поймать русского резидента и сохранить в секрете подготовку к нападению на СССР. А вы – валить…
– Но Центр своей особой задачи по Люшкову не отменял, – напомнил Дмитрий.
– Я тут кое-что прикинул, – не отступал от своего Павел. – Как ни крути, аптека Чжана – лучшее место. Находится на окраине, ротмистра и шофера нейтрализовать большого труда не составит, а там…
– Стоп, ребята! Давайте не будем пороть горячки. Задание, безусловно, надо выполнить, но как – это мы еще подумаем, а пока пойдемте есть пирог.
Глава 12
Крылов разбудил Плакса, когда самолет приземлился на подмосковном военном аэродроме. Все вокруг было погружено в кромешную тьму, Москва затаилась в ожидании очередного авиационного налета. С запада нарастал тяжелый гул, по небу зашарили проворные лучи прожекторов, затем заухали зенитки.
Шевцов бросил взгляд на часы и спросил Крылова:
– Что, будем ждать, Сережа?
Тот прислушался и неуверенно сказал:
– Похоже, сюда не прорвутся!
– Вчера дальше Речного не пустили, – подтвердил водитель.
– Поехали, ждать нельзя, авось проскочим, – махнул рукой Крылов.
– Сережа, а если с ним что случится? Помнишь, что Фитин говорил: «Доставить заключенного живым и без единой царапины», – предостерег Шевцов.
– Поехали, я сказал!
Машина помчалась к Лубянке. Ровный гул мотора убаюкивал. Плакс снова заснул. Рядом клевал носом Шевцов.
Вскоре редкие перелески остались позади, начиналась Москва. Крылов с облегчением расстегнул тулуп, гулкое эхо взрывов постепенно удалялось к югу. Еще минут двадцать, и они на месте.
Внезапно в уши ударил свистящий звук, и в ту же секунду темноту разорвала ослепительная вспышка. Дорога впереди вздыбилась, машину подбросила накатившая ударная волна. Второй удар пришелся поблизости, по стеклам забарабанили куски смерзшейся земли.
– Глуши мотор! – крикнул Крылов водителю.
Тот резко сбросил газ. Машина вильнула в сторону и мягко ткнулась капотом в снег.
– Всем в укрытие! – Крылов пытался перекричать раскат нового взрыва.
Шевцов перегнулся через Плакса, открыл дверцу и выпихнул его из салона. Затем выпрыгнул сам и кубарем скатился в кювет. Плакс воткнулся головой в сугроб, по лицу шершавой теркой прошелся снег. Он вскочил и рефлекторно стал сбрасывать снег с лица, протирая залепленные снежной пленкой глаза.
– Ложись! Ложись, дурак, убьет! – Голос Крылова потонул в свистящем вое новой бомбы, этот вой плющил и прижимал к земле.
«Идиот! Что я доложу Фитину?» – от этой мысли Крылов похолодел. Выскочив из укрытия, он в стремительном броске сшиб Плакса на снег и накрыл собой.
В следующее мгновение нетронутый пласт белого снега вздрогнул и вздыбился рядом с ними багрово-черным грибом. И вдруг наступила тишина. Бомбежка закончилась так же внезапно, как и началась.
Первыми, отряхиваясь и ощупывая себя, поднялись Шевцов с водителем, а Крылов продолжал лежать, придавив Плакса к земле.
– Сережа, ты что? – позвал Шевцов и, не услышав ответа, бросился к нему.
Из рваной раны на шее Крылова обильно текла кровь.
– Митя, ко мне! Срочно перевязочный пакет! – срывающимся голосом закричал Шевцов.
Водитель, спотыкаясь и падая на ходу, ринулся к нему.
– Давай Серегу тащи, а потом этого! – распорядился Шевцов.
Подхватив майора под спину, они бегом донесли его до машины и, уложив на заднее сиденье, стали делать перевязку. К этому времени Плакс пришел в себя.
– С тобой все нормально? – окликнул его Шевцов.
– Да! – кивнул Плакс и спросил: – А как… он?
Шевцов не ответил. Он разрывался между инструкцией, категорически запрещавшей малейшие отклонения от маршрута, и необходимостью помочь раненому товарищу. Крылов на глазах терял силы.
Плакс понял его сомнения.
– Капитан, едем в госпиталь! Жизнь одна! – сказал он.
– Товарищ Шевцов, тут по пути один есть! – поддержал водитель.
– Далеко?
– Да не, не очень…
– Ладно, гони, только побыстрее, слышишь!
Водитель выжимал из машины все что мог, притормаживая лишь на постах, чтобы показать спецпропуск и не получить ненароком вслед автоматную очередь.
Плакс сидел на переднем сиденье и смотрел в ветровое стекло. Такой Москву он никогда не видел. Пустые улицы, темные силуэты домов без единого горящего окна, тлеющие развалины где-то сбоку, мешки с песком, наваленные друг на друга, рогатые противотанковые ежи… Москва готовилась стоять насмерть.
Как могло такое случиться, что фашисты дошли до столицы? Как? Это не укладывалось в его голове.
И он сам, и другие разведчики предупреждали о том, что война возможна, когда она еще только вызревала в пивных Мюнхена, но к ним не захотели прислушаться. Чувство жгучей горечи, обиды за всю пережитую несправедливость здесь, в осажденном городе, исчезло, стало неважным, несущественным перед той страшной бедой, что обрушилась на его страну. Он испытывал гордость: народ, многострадальный народ России, в очередной раз оказался благороднее и сильнее своих правителей, встав стеной на пути вероломного и сильного врага.
Крылов застонал.
– Митя, прибавь скорости, – поторапливал водителя капитан, – плохо ему, мы
